Прекрасно, что в каждой стране, где развиваются свои, национальные традиции рысистой и скаковой охоты, есть некая исключительная, легендарная лошадь, «лошадь нации», «лошадь века». У англичан это, должно быть, Эклипс или же Сент Саймон, у американцев Грейхаунд, у австралийцев Шар Лэп, у итальянцев Рибо, у немцев Умный Ганс, у венгров Киншем, а у нас, конечно, Крепыш. «Все рекорды Фар Лэпа давно побиты, но дело тут не в рекордах»,— справедливо отмечает «биограф» знаменитого австралийского скакуна. Не отдельно резвость, не только класс, а своего рода «биография», «судьба» отличают эту «историческую» лошадь.
   Таким лошадям ставят памятники. У нас возле павильона «Коневодство» на ВДНХ возвышаются скульптуры Квадрата и Символа, в Лавровском конзаводе — Подарка и Приятеля. Феноменальный Грейхаунд, кончив ипподромную карьеру, жил, как известно, в собственном «музее». Когда же в Национальный музей Австралии в Мельбурне было поставлено чучело Фар Лзпа, то число посетителей музея заметно увеличилось.
   О таких лошадях пишут книги. Давно библиографической редкостью сделались «биографии» Крепыша (Как и книга Боровика, «Русский рысак Петушок» 1952), составленные его владельцем М.М. Шапшалом и выпущенные в 30-х годах, — «Лошадь столетия», «Крепыш», В 1963 году в США вышла роскошно изданная «Судьба Грейхаунда» Мозера. В 1964 году в Австралии И.Р. Картер опубликовал книгу «Фар Лэп. История знаменитой лошади». Успех этого «жизнеописания» у читателей позволил выпустить книгу вторым изданием уже в следующем году.
   Жизнь Фар Лэпа полна драматизма, она была, можно сказать, трагической. И сверх того — от рождения до смерти овеяна тайной.
   ...Весной 1932 года после триумфальных побед у себя на родине Шар Лэпа отправили в международное турне: Мексика — США, а затем, возможно, Англия. В Мексике 20 марта на ипподроме Агуа Калиенте он с блеском выиграл Большой Гандикап. «Поздравляю»,— пришла телеграмма из Англии, подписанная «Джордж» — то был король Георг. Уже 22 марта Фар Лэп пересек границу Мексики и Соединенных Штатов и был поставлен в Калифорнии на ферме некоего Эдварда Д. Перри в 25 милях от Сан-Франциско. Здесь и разыгралась трагедия. 5 апреля после совершенно неожиданной и краткой агонии скакун пал.
   И.Р. Картер, как истинный «биограф», стремился проследить в своей книге события рокового дня час за часом, момент за моментом. Он, однако, предупреждает, что гибель Фар Лэпа в свое время считалась таинственной, она и теперь, а возможно навсегда, останется во многих отношениях тайной. Минуло более 30 лет, и никто нигде за это время не сделал разоблачительных признаний, не появилось существенных свидетельств, в пользу той или иной версии. Приходится скрупулезно восстанавливать историю.
   Фар Лэпа сопровождало пять человек; Дэвис Дж. Дэвис, совладелец (первым и основным Владельцем был Тельфорд, остававшийся в Австралии), Вильям Нильсон — ветфельдшер, Вильям Эллиот — жокей, Джек Мартин — конюшенный мальчик, и, наконец, бессменный конюх Фар Лэпа Том Вудкок. Корм, в том числе, сено было взято с собой из Австралии,
   Вообще австралийские условия, в которых вырос Фар Лэп, настолько специфичны, что, по мнению многих, малейшая перемена климата, воздух, травы и пр. обрекали выдающегося скакуна на неудачу. Основной владелец долго не соглашался отпустить своего любимца в чужие края. Однако энергичный Дэвис, которому Телфорд вынужден был продать «половину» лошади и которому уже снились баснословные выигрыши в Америке и в Англии, уговорил патрона заключить контракт на зарубежные гастроли Фар Лэпа. Не случайно также отказался ехать и не поехал с Фар Лэпом его основной жокей — Джим Пайк, в руках которого тот одержал наиболее значительные победы, увенчанные Мельбурнским призом 1931 года. Покидая родину, австралийцы постарались увезти с собой ради Фар Лэпа как можно больше австралийского корма. Не исключено, однако, что их усилия имели двойственный результат: то же нежней, шее австралийское сено со временем высохло, загрубело. Эдвард Перри, владелец роковой фермы, так и говорил, что «наибольшим промахом австралийцев было то, что они пичкали лошадь своим кормом». Но мнение Перри, конечно, может бытъ в первую очередь пристрастным.
   При лошади неотлучно находились Нильсен, Элиот, Мартин и Вудкок. Ветфельдшер, жокей и конюшенный мальчик спали на втором этаже конюшни, конюх — прямо у денника, где помещался Фар Лэп. Вечером 4 апреля Вудкок дал коню обычную порцию сахара. Шар Лэп спокойно дремал одетый в попону. В половине пятого утра конюх вновь пришел с сахаром. «Бобби» (как называл для краткости Фар Лэпа) выглядел совершенно иначе: он не тронул сахара, выглядел больным и понурым. Спустился Нильсен и смерил температуру: чуть повышенная. Пришел Мартин, готовый к утренней работе. Он обратил внимание остальных на то, что попона сорвана, брюхо слегка вздуто. Потом Шар Лэпу стало как будто несколько лучше. Однако к 11 часам состояние резко ухудшилось. Еще повысилась температура, Фар Лэп пытался лечь в деннике. Его вывели на круг и стали по очереди водить. По-прежнему Фар Лэп пытался лечь, еще больше вздулось брюхо. Нильсен сделал ему обезболивающий укол. И фельдшеру и конюху стало ясно, что это не просто колики. Возникла мысль об отравлении. Не надеясь на свои силы, Нильсен бросился за врачом и вскоре привез главного ветеринара ипподрома Танфоран доктора Карло Масорео.
   Фар Лэп был ужасен. Он шатался из стороны в сторону, падал, со стоном катался по земле. Удалось завести его в денник. Там он рухнул на пол. Вскоре после полудня гигант потянулся, сделал конвульсивную попытку встать. Кровь хлынула из горла. И Фар Лэпа, легендарного скакуна, гордости всей Австралии, не стало.
   Прибыл самолетом Дэвис, срочно вызванный из Лос-Анжелоса, где он вел переговоры с Голливудом о фильме с участием Фар Лэпа. Его первыми словами было: «Что скажет Телфорд, когда узнает, что я не застраховал лошадь!» Телфорд же первое время просто не верил, что совершившееся — правда. Он, должно быть, вполне поверил только, когда получил сердце Фар Лэпа, огромное сердце, превосходившее в два с половиной раза известный до того крупнейший экземпляр.
   Потоком пошли сообщения и телеграммы. В Австралии были приспущены флаги, радиопередачи время от времени прерывались траурной музыкой. Какой-то художник прямо на тротуаре нарисовал Фар Лэпа под национальным флагом со словами; «Пусть покоится в мире». Огромная и скорбная толпа окружила картину.
   Итак, что же произошло? По закрытии и предварительному исследованию Нильсен и Масорео сделали единодушный вывод, что смерть наступила вследствие желудочного отравления. Дэвис передал это мнение журналистам. Заговорили газеты. «Что за отравление?» — возник вопрос. Естественно, явилась мысль о намеренном покушении. Так, стали говорить, хотели приостановить триумфальное шествие австралийского феномена по ипподромам Америки. Фар Лэп пал накануне решающих схваток с клэсснейшими скакунами США. Губернатор штата Калифорния заявил: «Спортивная честь Америки поставлена под удар. Чтобы защитить ее, необходимо тщательное расследование смерти Фар Лэпа».
   Однако хотя работали чуть ли не три специальных комиссии, в их деятельности и заключениях оказалось немало странных пропусков, недосмотров, недомолвок. Что за подозрительные шарики видел один австралийский журналист на полу денника Фар Лэпа? Этому журналисту удалось преодолеть кордон полиции, взявшей мертвого Шар Лэпа под стражу, и даже спрятать в ботинке один шарик. Но в последнюю минуту его все-таки обыскали, шарик отняли. Больше этих шариков никто не видел. Правда, Вудкок-конюх свидетельствует, что Фар Лэп имел привычку катать шарики из кусков глины, которые собирал на полу. Или — съел ли Шар Лэп несколько листьев с деревьев, что росли неподалеку от конюшни и незадолго до этого были опрысканы ядохимикатами? Смертельна ли доза мышьяка, найденного у него в желудке, если учесть, что лошади вообще давали для аппетита мышьяк? Ответы на все эти вопросы очень зыбки. Словом, тайна все еще остается тайной...
   И стоит только спросить о Шар Лэпе конника-австралийца или американца, как оба они помрачнеют: один — потому что полной правды о гибели Фар Лэпа до сих пор нет, а другой — потому что на конноспортивной чести его страны все еще лежит тень. О судьбе Шар Лэпа можно сказать- также, как было сказано о новом издании книги «Умный Ганс»—«вечная сенсация».
   Всякий настоящий спортсмен является энтузиастом своего вида спорта. И все-таки энтузиазм конников, их привязанность к своему делу совершенно особая, исключительная. И вот почему: конник, как никакой другой спортсмен, связан с предметом своего спорта — лошадью. Можно отложить на время мяч, снять боксерские перчатки, велосипед не просит ни пищи, ни воды. Лошадь же, как ребенок, требует постоянного, непрерывного ухода. Жизнь конника проходит на конюшне. Он занят лошадью, как всей своей жизнью. Не случайно в прежние времена штат ипподрома жил возле ипподрома: с утра до вечера на конюшне разговоры — только о лошадях. Конник необычайно много вкладывает в коня. Вот почему «жизнь замечательных лошадей» стоит того, чтобы быть записанной, запечатленной.